РОБЕРТ БЕРНС (Robert Burns; 1759-1796) - великий шотландский поэт
Где в память Койла-короля Зовется исстари земля, В безоблачный июньский день, Когда собакам лаять лень, Сошлись однажды в час досуга Два добрых пса, два верных друга.
Один был Цезарь. Этот пес В усадьбе лорда службу нес. И шерсть и уши выдавали, Что был шотландцем он едва ли, А привезен издалека, Из мест, где ловится треска. Он отличался ростом, лаем От всех собак, что мы встречаем.
Ошейник именной, с замком, Прохожим говорил о том, Что Цезарь был весьма почтенным И просвещенным джентльменом.
Он родовит был, словно лорд, Но - к черту спесь! - он не был горд И целоваться лез со всякой Лохматой грязною собакой, Каких немало у шатров Цыган - бродячих мастеров.
У кузниц, мельниц и лавчонок, Встречая шустрых собачонок, Вступал он с ними в разговор, Мочился с ними на забор.
А пес другой был сельский колли, Веселый дома, шумный в поле, Товарищ пахаря и друг И самый преданный из слуг.
Его хозяин - резвый малый, Чудак, рифмач, затейник шалый - Решил - кто знает почему! - Присвоить колли своему Прозванье "Люат". Имя это Носил какой-то пес, воспетый В одной из песен иль баллад Так много лет тому назад.
Был этот Люат всем по нраву. В лихом прыжке через канаву Не уступал любому псу. Полоской белой на носу Самой природою отмечен, Он был доверчив и беспечен.
Черна спина его была, А грудь, как первый снег, бела. А пышный хвост, блестящий, черный, Кольцом закручен был задорно.
Как братья, жили эти псы. Они в свободные часы Мышей, кротов ловили в поле, Резвились, бегали на воле И, завершив свой долгий путь, Присаживались отдохнуть В тени ветвей над косогором, Чтобы развлечься разговором.
А разговор они вели О людях о царях земли.
Ц е з а р ь Мой честный Люат! Верно, тяжкий Удел достался вам, бедняжки. Я знаю только высший круг, Которому жильцы лачуг Должны платить за землю птицей, Углем и шерстью, и пшеницей. Наш лорд живет не по часам, Встает, когда захочет сам. Открыв глаза, звонит лакею, И тот бежит, сгибая шею. Потом карету лорд зовет - И конь с каретой у ворот. Уходит лорд, монеты пряча В кошель, длинней, чем хвост собачий, И смотрит с каждой из монет Георга третьего портрет.
До ночи повар наш хлопочет, Печет и жарит, варит, мочит, Сперва попотчует господ, Потом и слугам раздает Супы, жаркие и варенья, - Что ни обед, то разоренье! Не только первого слугу Здесь кормят соусом, рагу, Но и последний доезжачий, Тщедушный шут, живет богаче, Чем тот, кто в поле водит плуг, А что едят жильцы лачуг, - При всем моем воображенье Я не имею представленья.
Л ю а т Ах, Цезарь, я у тех живу, Кто дни проводит в грязном рву, Копается в земле и в глине На мостовой и на плотине,
Кто от зари до первых звезд Дробит булыжник, строит мост, Чтоб прокормить себя, хозяйку Да малышей лохматых стайку.
Пока работник жив-здоров, Есть у ребят и хлеб и кров, Но если в нищенский приют Подчас болезни забредут, Придет пора неурожаев Иль не найдет бедняк хозяев, - Нужда, недуги, холода Семью рассеют навсегда...
А все ж, пока не грянет буря, Они живут, бровей не хмуря. И поглядишь, - в конце концов Немало статных молодцов И прехорошеньких подружек Выходит из таких лачужек.
Ц е з а р ь Однако, Люат, вы живете В обиде, в нищете, в заботе. А ваши беды замечать Не хочет чопорная знать. Все эти лорды на холопов - На землеробов, землекопов - Глядят с презреньем, свысока, Как мы с тобой на барсука!
Не раз, не два я видел дома, Как управитель в день приема Встречает тех, кто в точный срок За землю уплатить не мог. Грозит отнять у них пожитки, А их самих раздеть до нитки. Ногами топает, кричит, А бедный терпит и молчит. Он с малых лет привык бояться Мошенника и тунеядца... Не знает счастья нищий люд. Его удел - нужда и труд!
Л ю а т Нет, несмотря на все напасти, И бедняку знакомо счастье. Знавал он голод и мороз - И не боится их угроз.
Он не пугается соседства Нужды, знакомой с малолетства. Богатый, бедный, старый, юный - Все ждут подарка от фортуны. А кто работал свыше сил, Тем без подарка отдых мил.
Нет лучшей радости на свете, Чем свой очаг, жена и дети, Малюток резвых болтовня В свободный вечер у огня. А кружка пенсовая с пивом Любого сделает счастливым. Забыв нужду на пять минут, Беседу бедняки ведут О судьбах церкви и державы И судят лондонские нравы.
А сколько радостей простых В осенний праздник всех святых! Так много в городах и селах Затей невинных и веселых. Людей в любой из деревень Роднит веселье в этот день. Любовь мигает, ум играет, А смех заботы разгоняет.
Как ни нуждается народ, А Новый год есть Новый год. Пылает уголь. Эль мятежный Клубится пеной белоснежной. Отцы усядутся кружком И чинно трубку с табаком Передают один другому. А юность носится по дому. Я от нее не отстаю И лаю, - так сказать, пою.
Но, впрочем, прав и ты отчасти. Нередко плут, добившись власти, Рвет, как побеги сорняков Из почвы, семьи бедняков, Стремясь прибавить грош к доходу, А более всего - в угоду Особе знатной, чтобы с ней Себя связать еще тесней. А знатный лорд идет в парламент И, проявляя темперамент, Клянется - искренне вполне - Служить народу и стране.
Ц е з а р ь Служить стране!.. Ах ты, дворняжка. Ты мало знаешь свет, бедняжка. В палате досточтимый сэр Повторит, что велит премьер. Ответит "да" иль скажет "нет", Как пожелает кабинет.
Зато он будет вечерами Блистать и в опере и в драме, На скачках, в клубе, в маскараде, А то возьмет и скуки ради На быстрокрылом корабле Махнет в Гаагу и в Кале, Чтобы развлечься за границей, Повеселиться, покружиться Да изучить, увидев свет, Хороший тон и этикет.
Растратит в Вене и Версале Фунты, что деды наживали, Заглянет по пути в Мадрид, И на гитаре побренчит Да полюбуется картиной Боев испанцев со скотиной.
Неаполь быстро оглядев, Ловить он будет смуглых дев. А после на немецких водах В тиши устроится на отдых Пред тем, как вновь пуститься в путь, Чтоб свежий вид себе вернуть Да смыть нескромный след, который Оставлен смуглою синьорой...
Стране он служит?.. Что за вздор! Несет он родине позор, Разврат, раздор и униженье. Вот каково его служенье!
Л ю а т Я вижу, эти господа Растратят скоро без следа Свои поля, свои дубравы... Порой и нас мутит лукавый. - Эх, черт возьми! - внушает черт. - Пожить бы так, как этот лорд!.. Но Цезарь, если б наша знать Была согласна променять И двор и свет с его отравой На мир и сельские забавы, - Могли прожить бы кое-как И лорд, и фермер, и батрак.
Не знаешь ты простого люда. Он прям и честен, хоть с причудой. Какого черта говорят, Что он и зол и плутоват! Ну, срубит в роще деревцо, Ну скажет лишнее словцо Иль два по поводу зазнобы Одной сиятельной особы. Ну, принесет к обеду дичь, Коль удалось ее настичь, Подстрелит зайца на охоте Иль куропатку на болоте. Но честным людям никогда Не причиняет он вреда.
Теперь скажи: твой высший свет Вполне ли счастлив или нет?
Ц е з а р ь Нет, братец, поживи в палатах - Иное скажешь о богатых! Не страшен холод им зимой, И не томит их летний зной, И непосильная работа Не изнуряет их до пота, И сырость шахт или канав Не гложет каждый их сустав. Но так уж человек устроен: Он и в покое неспокоен. Где нет печалей и забот, Он сам беду себе найдет. Крестьянский парень вспашет поле - И отдохнет себе на воле. Девчонка рада, если в срок За прялкой выполнит урок. Но люди избранного круга Не терпят тихого досуга.
Томит их немочь, вялость, лень. Бесцветным кажется им день, А ночь - томительной и длинной, Хоть для тревоги нет причины.
Не веселит их светский бал, Ни маскарад, ни карнавал, Ни скачка бешеным галопом По людным улицам и тропам. Все напоказ, чтоб видел свет, А для души отрады нет!
Кто проиграл в турнире партий, Находит вкус в другом азарте - В ночной разнузданной гульбе. А днем им всем не по себе. А наши леди!.. Сбившись в кучку, Они, друг дружку взяв под ручку, Ведут душевный разговор... Принять их можно за сестер.
Но эти милые особы Полны такой взаимной злобы, Что если б высказались вслух, Затмить могли чертей и шлюх.
За чайной чашечкой в гостиной Они глотают яд змеиный. Потом усевшись за столы, Играют до рассветной мглы В картишки - в чертовы картинки. Плутуют нагло, как на рынке, На карту ставят весь доход Крестьянина за целый год, Чтобы спустить в одно мгновенье... Бывают, правда, исключенья - Без исключений правил нет, - Но так устроен высший свет...
Давно уж солнце скрылось прочь, Пришла за сумерками ночь... Мычали на лугу коровы, И жук гудел струной басовой, И вышел месяц в небеса, Когда простились оба пса. Ушами длинными тряхнули, Хвостами дружески махнули, Пролаяв: - Славно, черт возьми, Что бог не создал нас людьми!
И, потрепав один другого, Решили повстречаться снова.
ГЕНРИХ ГЕЙНЕ (Heinrich Heine; 1797-1856) - великий немецкий поэт.
Жил некий пудель, и не врут, Что он по праву звался Брут. Воспитан, честен и умен, Во всей округе прославился он Как образец добродетели, как Скромнейший пес среди собак. О нем говорили: "Тот пес чернокудрый - Четвероногий Натан Премудрый. Воистину, собачий брильянт! Какая душа! Какой талант! Как честен, как предан!…" Нет, не случаен Тот отзыв: его посылал хозяин В мясную даже! И честный пес Домой в зубах корзину нес, А в ней не только говяжье, но и Баранье мясо и сало свиное. Как лакомо пахло сало! Но Брута Не трогало это вовсе будто. Спокойно и гордо, как стоик хороший, Он шел домой с драгоценною ношей.
Но ведь и собаки - тоже всяки: Есть и у них шантрапа, забияки, Как и у нас, - дворняжки эти Завистники, лодыри, сукины дети, Которым чужды радости духа, Цель жизни коих - сытое брюхо. И злоумыслили эти прохвосты На Брута, который честно и просто, С корзиной в зубах - с пути Морали и не думал сойти…
И раз, когда к себе домой Из лавки мясной шел пудель мой, Вся эта шваль в одно мгновенье На Брута свершила нападенье. Набросились все на корзину с мясом, Вкуснейшие ломти - наземь тем часом, Прожорливо-жадно горят взоры, Добыча - в зубах у голодной своры. Сперва философски спокойно Брут Все наблюдал, как собратья жрут; Однако, видя, что канальи Мясо уже почти доконали, Он принял участье в обеде - уплел И сам он жирный бараний мосол.
М о р а л ь
"И ты, мой Брут, и ты тоже жрешь?" Иных моралистов тут бросит в дрожь. Да, есть соблазн в дурном примере! Ах, все живое - люди, звери - Не столь уж совершенно: вот - Пес добродетельный, а жрет!
1855 Современные стихотворения и басни
Перевод с немецкого Льва Пеньковского
Г. Гейне. Собрание сочинений в 6-ти т. - М.: Худож. лит., 1981. - Т. 2. - С. 233-234.
ПЕТР ВЯЗЕМСКИЙ Петр Андреевич Вяземский (1792-1878) - русский поэт, литературный критик.
"За что ты в спальне спишь, а зябну я в сенях?" - У мопса жирного спросил кобель курчавый. "За что? - тот отвечал. - Вся тайна в двух словах: Ты в дом для службы взят, а я взят для забавы".
<1819>
Пес лаял на воров; пса утром отодрали - За то, что лаем смел встревожить барский сон. Пес спал в другую ночь; дом воры обокрали: Отодран пес за то, зачем не лаял он.
<1819>
П. А. Вяземский. Стихотворения. - Л.: Советский писатель, 1986. (Библиотека поэта).
Когда надменный герцог или граф Вернется в землю, славы не стяжав, Зовут ваятеля с его резцом И ставят памятник над мертвецом. Конечно, надпись будет говорить Не кем он был, - кем только мог бы быть. А этот бедный пес, вернейший друг, Усерднейший из всех усердных слуг, - Он как умел хозяину служил, Он только для него дышал и жил, - И что ж? Забыты преданность и труд. И даже душу в нем не признают: Его кумир, всесильный господин, На небесах желает быть один. О человек, слепой жилец времен! Ты рабством или властью развращен, Кто знал тебя, гнушается тобой, Презренный прах с презренною судьбой! Любовь твоя - разврат, а дружба - ложь, Ты словом и улыбкой предаешь! Твоя порода чванна и горда, Но за нее краснеешь от стыда. Ступай к богатым склепам - и не стой Над этой урной, скромной и простой. Она останки друга сторожит. Один был друг - и тот в земле лежит.
Ньюстедское аббатство, 30 октября 1808
Перевод с английского Игнатия Ивановского Дж. Г. Байрон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. - М.: Правда, 1981. - С. 38-39.
Крылов Иван Андреевич (1769-1844), русский писатель, баснописец, академик Петербургской АН (1841). Издавал сатирические журналы «Почта духов» (1789) и другие. Писал трагедии и комедии, оперные либретто. В 1809-43 создал более 200 басен.
У кухни под окном На солнышке Полкан с Барбосом, лежа, грелись. Хоть у ворот перед двором Пристойнее б стеречь им было дом, Но как они уж понаелись - И вежливые ж псы притом Ни на кого не лают днем - Так рассуждать они пустилися вдвоем О всякой всячине: о их собачьей службе, О худе, о добре и, наконец, о дружбе. "Что может, - говорит Полкан, - приятней быть. Как с другом сердце к сердцу жить; Во всем оказывать взаимную услугу; Не спить без друга и не съесть, Стоять горой за дружню шерсть И, наконец, в глаза глядеть друг другу, Чтоб только улучить счастливый час, Нельзя ли друга чем потешить, позабавить, И в дружнем счастье все свое блаженство ставить! Вот если б, например, с тобой у нас Такая дружба завелась: Скажу я смело, Мы б и не видели, как время бы летело". - "А что же? это дело! - Барбос ответствует ему. - Давно, Полканушка, мне больно самому, Что, бывши одного двора с тобой собаки, Мы дня не проживем без драки; И из чего? Спасибо господам: Ни голодно, ни тесно нам! Притом же, право, стыдно: Пес дружества слывет примером с давних дней. А дружбы между псов, как будто меж людей, Почти совсем не видно". - "Явим же в ней пример мы в наши времена! - Вскричал Полкан, - дай лапу!" - "Вот она!" И новые друзья ну обниматься, Ну целоваться; Не знают с радости, к кому и приравняться: "Орест мой!" - "Мой Пилад!" Прочь свары, зависть, злость! Тут повар на беду из кухни кинул кость. Вот новые друзья к ней взапуски несутся: Где делся и совет и лад? С Пиладом мой Орест грызутся, - Лишь только клочья вверх летят: Насилу, наконец, их розлили водою.
Свет полон дружбою такою. Про нынешних друзей льзя молвить, не греша. Что в дружбе все они едва ль не одинаки: Послушать, кажется, одна у них душа, - А только кинь им кость, так что твои собаки!
<1815>
Орест и Пилад - в греческой мифологии два неразлучных друга.
И. А. Крылов. Сочинения в двух томах. Москва: ГИХЛ, 1955. Т. 2.
УИЛЬЯМ ДЖЕЙ СМИТ (William Jay Smith; 1918-…. ) - американский поэт, переводчик русской поэзии ("Телефон" К. Чуковского, "Оза" А. Вознесенского и др.) на английский язык.
Собаки - не люди. Заметим, однако: Напомнит кого-то иная собака!
Как люди, собаки купаются в море, Как люди, гордятся, - читаешь во взоре, -
Что были у них знаменитые предки. И носят штанишки подчас и жилетки.
Взгляните на этого пуделя в шляпе! На эту болонку с браслетом на лапе!
На этого немолодого боксера, Чью кислую мину забудешь не скоро!
А эти терьеры, А эти терьерши - С осанкой премьера, С повадкой премьерши!
А эти прически! А эти медали! Признайтесь: вы в обществе их не видали?
Не бейте брошенных собак. Их много - где кусты, заборы... Им тяжело забраться в бак, Чтоб перерыть очистков горы. Не бейте брошенных собак... И вечный голод, вечный страх Стоит в глазах собак упреком, Заледенел, замерз в глазах, Замерз в глазах... Так одиноко... Когда пес раньше был щенком И бегал, и плескался в лужах, Все беды были нипочем - Он просто был кому-то нужен. Подросши, двор свой охранял И за кусок не продавался, За честь хозяина стоял. Но стар стал - и ни с чем остался. И выдворен был со двора: Там подошли клыки острее... Пришла бродячая пора. Бродягу пса кто пожалеет? Поест с утра, что бог подал, Не ясно - будет что на ужин? И мир ему весь домом стал, Весь мир... И никому не нужен... Не бейте брошенных собак!
**** Звериный ангел - демон осени и страха, Не по тебе ли плачут небеса? Не ты ли воплощаешься в собаках, Чтоб нам о вечности глазами их сказать? И так тоскливо глядя в вечер синий, Когда суетный вдруг смолкает хор, Не ты ли ткешь ажурно паутину, У древних книг украв ее узор? И если всходит в небо бледно- красный, Зовущий стаю, полный лик Луны, Не ты ли молишься так пламенно и страстно, Звериным воем отгоняя сны? И поступью неслышной, мягкой тенью, Дыша в затылок: "Не смотри назад!", Не ты ль даешь мне злое вдохновенье, Когда сжигаешь, как свечу, закат? А летним днем, когда тепло и сухо Брести уныло по горящей мостовой, Не ты ли шепчешь о зиме на ухо, Когда мы СНОВА встретимся с тобой? Я чувствую твой запах в мокрых листьях, Твои бока укрыты мягким мхом. Ты так изменчив! Но от жизни к жизни Я вновь зову тебя к камину в тихий дом.
**** Эту дыру мне ничем не заполнить, увы. Май подарил, а потом отобрал твою душу. Сил не хватило тебя защитить от судьбы, Жизни и смерти закон, пусть однажды, нарушить. Память мне дарит картины других наших дней, Теплые, светлые, чистые - нынче они, словно блики. Все остальное - театр полулунных теней. Смерть и любовь - словно два отражения лика. Да, мне отчаянно хочется снова коснуться тебя И уже никогда не пускать и, как прежде, читать твои мысли… Ничего не вернуть. Ты оставила после себя И забрала, как ношу, с собой третью часть моей жизни. Как знакомо касается нос онемевшей руки, Языком мои слезы с лица утирает с заботой Твоя старшая дочь, зная: люди порой от тоски Погибают, теряя навеки родного кого-то. И спасая меня в одиночестве чутким вниманьем своим, Обнимая без слов, прижимаясь отчаянно боком, Она делает то же, чем раньше спасла меня ты, Не давая свернуть с обозначенной небом дороги…
**** У преданности - пара карих глаз, Четыре лапы и веселый хвост, И целый мир, который есть у нас, Такой бескрайний под сияньем звезд! Как ловят жизнь локаторы ушей, Биенье сердца - самый лучший звук! И с каждым днем становится нужней Касанье носа и касанье рук. По запаху найдешь среди ветров Один, чей след лежит из наших душ, Лишь тот, что пахнет солнцем и теплом, Грибным дождем, а не коварством стуж. Не зная наперед своей судьбы, Последуем за тем, что так зовет… И мне не страшно, если рядом ты. У преданности имя есть - твое!
МОИМ СОБАКАМ. В переполненном городе прочно сидит одиночество - Правит душами, в пальцах его умирают мгновения, Но среди бесконечно убогого, страшного зодчества Я храню от тоски снизошедшее в сердце спасение. Возвращаюсь домой без отчаянья, просто свободная, Не к семейным лишениям, спорам и сварам, как прочие, А к собачьему сердцу из чистого, нежного золота, К этим умным глазам, в коих часто сквозит многоточие. Понимание, верность, родство - здесь достаточно символов, Слишком много театра и масок, игры и предательства, Слишком сложно быть честным под лживым затасканным вымпелом… Лишь одно так естественно данное мной обязательство - Обязательство просто любить, в мире грязном и гадостном, От щенячьего писка до вздоха и взгляда последнего Этот странный народ, бескорыстно одаренный радостью, Чья дорога судьбы никогда не проходит бесследною. Я зароюсь в шерсть носом, сомкну на мгновенье ресницы, Дышит рядом размеренно, снами укутанный, бок. Вдруг покажется - детство способно еще возвратиться, И, возможно, что где-то на свете есть праведный бог…
Зашёл на птичий рынок я, хотел купить я соловья. Так много рыб, котят, енот, а соловья купить не мог. Уже порядком я устал, когда собаку увидал. Привязана была к столбу, и я решил: «Ей помогу»!
На шее толстая верёвка была завязана так ловко. И было видно, что она страдала очень у столба. Не лаяла и не кусалась, от жирных мух не отбивалась. Скулила жалобно, вздыхала, лишь лапой морду прикрывала.
Я наклонился, чуть присел, в глаза собаке посмотрел. Печаль, тоска в глазах была, как будто плакала она. С собакой я заговорил. «Ну что случилось?» – я спросил Она вздохнула очень глухо, не шелохнулось даже ухо. И так в глаза мне посмотрела. Моя душа похолодела.
Верёвку с шеи развязал, «Пошли со мной!» – я ей сказал. «Пойдём Дружок, пойдём за мной, я напою тебя водой. Тебе ведь нужно отдохнуть, отправимся мы завтра в путь». Собака, словно поняла, хвостом вильнув, за мной пошла. Печаль в глазах не угасала, шла, ковыляла и вздыхала.
Как только утром я проснулся, к собаке с разу же метнулся. Она лежала не спала, как будто бы меня ждала. «Ну что Дружок, пошли гулять, ведь дом твой надо отыскать». Собака встала, оглянулась и мне как будто улыбнулась. Поела, попила воды, ведь силы были ей нужны.
Ошейник ей одел на шею. Она пошла, а я за нею. За ней я еле успевал, бывало даже, что бежал. Уже дошли мы до окраин: «Возможно, здесь живёт хозяин». Но что я вижу: «Ровно в ряд кресты, кресты кругом стоят. Но вдруг собака заскулила и тихо, жалобно завыла.
Я снял ошейник, и она к могиле чье то подошла. Уткнулась носом в бугорок. Я зубы сильно сжал, как мог. Легла собака, замерла. Подумал я, что умерла, Решил я с ней заговорить: «Ну что Дружок? Ну, как нам быть? Пойдём со мной, пойдём домой, нам будет хорошо вдвоём. Мы на могилу вновь придём, цветов красивых принесём».
И тихо было всё кругом, махнул Дружок своим хвостом. «Прощается» – подумал я, «Собаки верные друзья». «Я пошёл Дружок, и ты к выходу за мной иди». У ворот его я ждал, час иль два я не считал. Звал, свистел, но пес сидел, на могилу всё смотрел.
Решил я вновь заговорить, словом, лаской убедить: «Тебе нельзя здесь оставаться, давай с хозяином прощаться», Я лапу взял в свою ладонь, «Ну что ж Дружок, пошли домой?» Теперь мы лучшие друзья, Дружок теперь моя семья.
Пост N: 4792
Зарегистрирован: 08.09.05
Откуда: Украина, Киев
Отправлено: 12.02.07 09:04. Заголовок: Re:
С. Островский: Ода собаке
Я чту в ней таинственную деликатность, Грустно тебе, значит грустно ей, И это умение делать приятность И этот азарт защищает людей. Она не бывает несправедливой, Не в чём не унизит тебя никогда, Ты для неё самый умный. И самый красивый. Вторник её. И её среда… Её четверг. И её суббота, Ты - это все её ночи и дни, Ах, как она любит, когда ты приходишь с работы, И вы остаётесь с нею одни! Шепчет что-то. В глаза заглядывает, Щекою жмётся к твоей груди. И так, по-ребячьи лапы складывает, Словно просит - не уходи! И столько в ней жертвенного постоянства, Так глаза её в этот момент хороши, Что свет их легко проходит пространства От её души до моей души!
Пост N: 4793
Зарегистрирован: 08.09.05
Откуда: Украина, Киев
Отправлено: 12.02.07 09:07. Заголовок: Re:
Ад и Рай. Притча Ефим Хаят
Жил да был Человек. Не один. Была рядом собака. Ни жены, ни семьи. Сам прислуга, и сам господин. А когда он скончался, оказалось, что некому плакать, Потому что собака отправилась следом за ним. Вот идет по пескам он в томительных поисках рая. А кругом - никого... По земле расползается дым. И воды ни глотка. От жары и от жажды сгорает. И собака измученно тоже плетется за ним. Бесконечна дорога. Ни куста, ни травы и ни знака. Данте тоже, я думаю, Ад свой увидел таким. Человек еле шел. Но ему помогала собака, Та, которая в пекло отправилась следом за ним. Вдруг увидели, (что это?) - башнями город сверкает. Водопады... И птицы слагают Создателю гимн. И огромная надпись: "Войдите. Вас рай ожидает" Не позволил привратник собаке войти вместе с ним. Человек без сомнений и слов отказался от рая. Что поделаешь тут, если был он с рожденья таким! И таинственный город мгновенно в тумане растаял: И ушел человек. И собака ушла вместе с ним. Сколько дней они шли. И ночей... Кто об этом узнает?! Человек шел и падал. И вставал, адской жаждой томим. И забыл он о найденном и о потерянном рае. Лишь собака тащилась все так же устало за ним. Время там не течет. Не светает там и не темнеет. И ничтожно, и крошечно то, что казалось большим. Снова город возник. Только был он намного скромнее. Человек подошел. И собака шла следом за ним. "Я с дороги, - едва прохрипел, - я с дороги..." И собака хрипела. Был хрип непохожим на лай. "Дайте каплю воды. И собаке... и мне... ради Бога" А привратник сказал: "Заходите. Мы ждем вас давно. Это - рай!" "Был бы рад я войти. Как мечтал я об этом. Однако, За воротами должен остаться я с другом своим". Но привратник сказал: "Заходите к нам вместе с собакой". И вошел человек. И собака вошла вместе с ним. "Ну, а там что за рай? Где водою нас не напоили? Где хоромы, и где низвергается с гор водопад?" И привратник сказал: "Хорошо, что туда не впустили! Потому что не рай это был, дорогие, а ад" "Почему над воротами вывеска точно такая? И зачем он манил нас прохладою сладкой своей?" "Это был лишь обман. То была только видимость рая. Это - ад. Он для тех, кто в пути покидает друзей".
Пост N: 4794
Зарегистрирован: 08.09.05
Откуда: Украина, Киев
Отправлено: 12.02.07 09:10. Заголовок: Re:
СОБАЧНИКАМ - автор неизвестен...
Не важно - снег или жара, Я выхожу во двор с утра. Я не спортсмен, не дворник и не дачник. Не на работу я спешу. Я так живу и так дышу… Я просто вышла погулять. Ведь я - «собачник»...
Пусть крутят пальцем у виска, Качают головой слегка, Мол, - Крышу почините - протекает! Мне объясняться не досуг, Что этот пес - мой лучший друг, В людской среде альтернативы не бывает.
Собаки знают о любви Побольше нас, друзья мои, Они не понимают ханжества и мести. Они не лгут, не предают, А надо -жизни отдают, - У них в чести собачий кодекс чести.
В клыках и силе интерес. Смеюсь над тем, кто превознес Умильное «сю-сю», «Они как дети!» Мой пес соплей не признает, Он ни на шаг не отстает, Он приручил меня! Он за меня в ответе!
Собаки у моих друзей И все «Не так, как у людей» Я с ними в воду и в огонь, по трем причинам: Они друзей не продают, А подлецам в лицо плюют, И откровенно руки жмут мужчинам.
Мне не занять высокий пост, Не светит здесь карьерный рост, Не накопить несметного богатства… «Собачник» слова не стыжусь. Я даже, знаете ль, горжусь Своим присутствием в таком собачьем братстве.
Опять косые взгляды вслед, И крики дам: «Управы нет! Вот развелись, придурки и маньяки!» Я улыбаюсь, не сержусь, Я крепко-накрепко держусь За поводок моей «родной» собаки.
Все даты в формате GMT
-2 час. Хитов сегодня: 16
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
